Л. Дьяконицын

Виталий Петров: фантастика и реализм

Острая современная фантастика композиций Виталия Петрова почти не поддается пересказу: ее надо видеть. Едва уловимые ассоциации чувств и мыслей, которые вызывает, например, его заключенный в человеческий силуэт сноп колосьев или полупрозрачные символические фигуры, сквозь которые виден пейзаж в его импровизациях, можно сравнить с тем же внешне отрывочным и как будто беспорядочным, но строю рациональным миром современных литературы о философских миниатюр.

В своих графических эссе Петров размышляет «вслух», зримо делится сомнениями. Многие его работы автобиографичны, он подкупает своей искренностью, пытается разрешать многие вопросы, волнующие современную молодежь.

Во многих гравюрах художника продолжается спор о гармонии физики с лирикой, о сохранении личности человека в мире автоматизации, а главное — звучит предостережение сытому и бездумному обывательскому равнодушию, преступному равнодушию, к борьбе за мир и свободу на земле. Художник не дает готовых простых ответов. Но его взволнованные колкие вопросы заставляют нас думать и решать. От гравюры к гравюре решает эти вопросы и сам художник. И многие, вначале очень личные и сокровенные раздумья его приобретают открытую гражданскую силу. Верный себе, Петров и в серии офортов древнегреческой мифологии, также рисует, наряду с падением безрассудного Фаэтона, фигуру мудрого наставника людей Триптолема. И хотя эта мифологическая серия офортов исполнена с легкой иронией, а композиции воспринимаются, как эскизы театральных занавесей, характерна сама перекличка художника с великой изначальной noэзией, колыбелью всех современных проблемных образов искусства.

Иллюстрируя, Б. Петров всегда много привносит от себя. Мы помним его оригинальное оформление книги А. Решетова «Зернышки спелых яблок» (1963) и показанного на Всесоюзной выставке советской книги сборника, стихов того же автора, «Белый лист» (1964). Оно построено на скупой линеарной красоте рисунка, в тесном родстве с печатным набором строк. Особенно изящно и самобытно выглядит нежный белый рисунок на черном поле к лирическим стихам Решетова. Светящиеся контуры влюбленных, музыкантов; садоводов, художников-энтузиастов всех профессий искусно вписаны в ночную природу.

В дальнейшем в линогравюрах к книге Л. Давыдычева «Душа не на своем месте» (1965) молодой художник пришел к иной, более мужественной и лапидарной манере, под стать внешне спокойной, по остроконфликтной по духу прозе писателя. Графический рассказ в оформлении прежних книг сменяется почти монтажным сценарием, крутым сопоставлением обычного с необычным в одной и той же иллюстрации. Этим же смелым, почти плакатный приемом останавливают нас иллюстрации к недавно изданной повести О. Болконской «Пермская рябинка» и готовящейся в свет книги военных рассказов Б. Кожевникова «Белые кони».

Соавторство (в .добром смысле этого слова) придало активный драматизм его офортам к стихам чувашского поэта Михаила Сеспеля и антивоенному роману английского писателя Ричарда Олдингтона «Все люди враги». В гравюрах к поэзии Сеспеля старый печальный чувашский пейзаж с ветряными мельницами и чахлыми полями населен суровыми, волевыми и в то же время мечтательными крестьянами. В одной из гравюр «Землю засею звездами» художнику удалось, следуя почти буквально этому поэтическому сравнению, показать не только эту гиперболу, но и глубокое переплетение, «дружелюбие» природы и сеятеля, на лукошко которого выплеснулась радуга от края до края.

Сеспель — поэт, родной художнику. Виталий Петров родился в 1936 году в чувашском селе Алгазино близ Чебоксар. Детские и школьные годы художника также связаны с Чебоксарами. Там же, в художественном училище, состоялось его первое посвящение в искусство. Но больше всего художник, пожалуй, обязан собственному самообразованию, широкому кругу чтения. Многие иллюстрации его к любимым авторам сделаны «для себя», без расчета на издание. Такой задушевностью и сложностью образов подкупают иллюстрации к роману Р. Олдингтона «Все люди враги». В серии офортов художник искусно связал цепь воспоминаний героя о покинутом доме и семье с тяжелыми солдатскими буднями, с нелепой трагедией империалистической бойни.

Столь же оригинальны, но более лаконичны, почти плакатны его иллюстрации и заставки к двухтомнику прозы и поэзии братьев-пермяков Владислава и Германа Занадворовых, геройски погибших в годы Великой Отечественной войны. Двухтомник открывает суровый, молчаливый плач матери-Родины над сыновьями. В этой и других сценах Петров строит изображение на резком трагическом черно-белом контрасте, на отдельных крупных ключевых фрагментах, предметных символах рассказа.

Однако многим прекрасно задуманным линогравюрным композициям Петрова иногда не хватает красоты исполнения. Резьба по линолеуму часто груба и однообразна, с короткими «тычковыми» штрихами. Виной этому лишь «торопливость». Некоторым извинением, правда, служит творческая перегруженность молодого художника. Он приступил к дипломной работе в Ленинградском Высшем художественном училище, а все названные работы исполнены им вне учебной программы. При строгом и взыскательном отношении к своей работе (а в этом художнику не откажешь) эта слабость быстро пройдет. Художника обуревают новые замыслы, ему становится «тесно» в одной книжной и станковой графике, монументальный дар движет его к росписи стен. И надо думать, в нашей бурно растущей Перми в ближайшее время осуществится и эта мечта молодого художника.

Звезда. 1966. 23 июля.