Р. Кириллова
Все мы немного родственники
Непосредственно в свой день рождения, юбилейный и отчетный перед народом, художник Праски Витти открыл свою экспозицию в Художественном музее.
Простодушный (если так можно назвать человека, точно угадавшего, что интересует «одряхлевший» цивилизованный мир, а интересовали его в последнее время хорошо забытые древние, «а потому заново свежие, творческие идеи и образы разных «незнакомых» народов) искатель затонувшей чувашской Атлантиды представил и живопись, и графику, и свои совершенно уникальные эмали.
Зарисовки из упорядоченного немецкого Ладенбурга мирно соседствуют с мифологическими персонажами, символами, расчерченным бытием предков, иногда удивительно напоминающим по структуре представления о мире древних инков, также расселяющих родственников, животных и богов по этажам своего сознания по логике, ведомой только им одним, используя лишь плоскость и «ни краем глаза» не вдаваясь в пространство. Тут ведомо только «очень далеко» и «очень близко».
Образы мира, как древнего, так и сегодняшнего, художник не соединяет ни в объем, ни в нечто цельное, он раскладывает их пасьянс вокруг каждого персонажа, и каждый символ может означать как чистоту или силу, так и непосредственно суженого и дальнюю дорогу, И если женщина — волк, то мужчина, согласно преданию — конь, и мысли над ними — соответственно.
Создание своей цивилизации — дело увлекательное и, главное, заразительное. Когда учитель на полном серьезе рассказывает пришедшим на выставку детям об историческом подходе к живописи, импрессивного зрителя завораживают именно привлечение, а Конкретное Немыслимого и Невероятного и возможность наблюдать их совместное проживание и контакты, родящие нечто гармоничное вопреки всем правилам. Как у Платонова: слова и напев песни были родом издали отсюда. Такой, к примеру, пасьянс: радуги, облака, воины, кони — колесница римская, лук и стрелы явно славянские, кольчуги уже и не знаешь чьи, как и шлем. В принципе это конечно, тухья, но тухья — шапочка женская. Зачем Илье Муромцу женская тухья? А в целом – общая увлекательная, неповторимая жизнь. Или «Ахамо» - хранительница веры: индийская девушка с узкими пяточками, с бусами на щиколотке и глазом на узкой ступне, но девушка эта (или не девушка?) с головой китайского дракона, а на рукаве кафтанчика у неё чувашская вышивка. Вот Вам и весь Восток по Праски Витти в идеале (вдогонку уже существующей единой Европе).
Знаменитая уже по плакатам Праски Витти Нарспи засеяна соплеменниками от маковки до плеч, сие напоминает авангардное кино 20-х, всё в ней бедной девушке все предмысленным взором, или они все склонились над ней, над её плотно сжатыми губами. Бунюэль, помнится, заселял так бедные головы героев автомобилями и скорпионами – приём один, да степень усталости от жизни разная. Нарспи, эта Джульетта чувашской литературы, не преступила, не отчаялась, не с ума сошла – удивилась.
Художник создаёт героев красивых, добрых, но вопреки, может быть, воле автора их раскладывающийся на определённое количество образов (не более, чем в «колоде») мир сентиментален, а не глубок, шаток, а не силён, наивен, а не мудр. Впрочем, ведь все это о детстве некоей цивилизации, не знающей ни рая, ни ада, даже если Праски Витти затрагивает день сегодняшний. Женщина – волк – это древняя сказка. А женщина - врач – сказка сегодня. Мир прост. О ком думаешь, тот и рядом. У воина – копьё, а у детки – крылья. Лазурь эмалей каплет утренней синью.
Кто-то смешной спросил: «Праски Витти? А Моника Витти ему не родственница?».
Ну, римляне в эти мифы пока не заходили. Да, ведь мы все где-то родственники.
С 60-летием Вас, Виталий Петрович!
Республика. 1996. 21 сентября (№ 36)