Рита Кириллова

Праски Витти: «Поеду, когда соберу всю картошку»

Его работы есть в музеях различных стран мира. А в Чувашии он признанный мастер со званием народного художника. Заокеанские коллеги советовали ему остаться в Америке, в Германии предлагали «раскрутку» арт-менеджеры. Но он вежливо отказывался. Он выставлялся в Польше и Венгрии, недавно его живопись и эмали увидели зрители Парижа. Его считают удачливым и полностью состоявшимся. Но он называет себя сегодня «без вести пропавшим».
– Виталий Петрович, откуда взялась по отношению к себе такая странная формулировка?
– Да что тут странного! Ведь что справедливо по отношению ко многим нашим творческим личностям. Без ложной скромности скажу: меня больше знают за рубежом, чем здесь. И я вовсе не один здесь такой. Общая ситуация сейчас такова, что в государственной политике, в нашей республике в том числе, совершенно не адекватно относятся к имеющемуся резерву образования людей, их профессиональной подготовленности и т.д.
– Что же этому мешает?
Мешает, конечно, общая смута. Время, когда Россия сама в состоянии войны, – не лучшее для проблем искусства. Мы бомбим собственную страну, живем при каких-то постоянных катастрофических ошибках. Мешает и служебная вялость, может быть, как раз плохая профессиональная подготовка самих управленцев. Ведь посмотрите, что сейчас получается. Отсутствие денег на культуру – это отсутствие проблем для чиновников, они себя очень комфортно чувствуют в такой ситуации. Ведь деньги заставляют работать. А так не надо ни скрипку редкую искать для вундеркинда, не надо звать, устраивать, договариваться...
– Но музеи как-то стараются, выставки устраивают.
– Выставочная деятельность превратилась в некую инерцию. При коммунистическом правлении придавали огромное значение искусству, часть художников это все рьяно обслуживала, но хотя бы техническая сторона была в гораздо лучшем состоянии. Сейчас ни в одном выставочном зале нет даже молотка, нет транспорта, никаких материалов, никто не берет обязательства за каталоги, рекламную продукцию.
– Но все эти проблемы сейчас как раз решаемы «голосованием ногами». Уехать не совсем, так но контракту, не на год, так с выставкой. Что делают многие, и вы в том числе. Пафос ехать – не ехать давно нелеп.
– Это не пафос. Это огорчение. Потому что лучше бы талантливые и профессиональные люди работали здесь. Но для отъезда, конечно, может быть много причин. Это вовсе не означает, что человек бросает народ. Когда уезжают от бедности, хамства, равнодушия, то, наоборот, спасают свое дарование, сохраняют для людей. Ведь это все разно все вернется назад. Когда будет востребовано. Зачем такому человеку вянуть, гибнуть! Ведь главное – реализоваться. Прояви себя наш земляк где угодно – мы все равно скажем: это наш человек, он отсюда, мы им гордимся. А что толку, если он будет ходить в галошах в деревне, где ни газа, ни света...
– Гордиться – это точно. Как говорится, признанный вдали от родины, на родине признан трижды.
– На Западе государственная система очень высоко ценит практическое использование такой ситуации. У нас же, кроме как на юбилейный пафос, чиновников в этом смысле больше ни на что не хватает. Никого не интересует это в плане анализа, обобщения и т.д. Почему тот или этот наш художник имел успех в Европе, Америке, Африке, Азии? Что ему позволило выйти на мировую арену? Чем именно он заинтересовал там людей? Ведь это необходимо для успешности самого государства, республики. Престиж – это ведь не пустой звон. Это анализ успеха.
– Кто же именно должен этим заниматься?
– Это неважно – госструктура или музей, частные исследователи. Такая работа обогатила бы саму чиновничью и искусствоведческую среду – хотя бы диапазоном размышления. Но они этого не понимают.
– Почему вы отказываетесь от долгосрочных контрактов на Западе?
– Я работаю в чувашской фолк-традиции. Чтобы ввести ее в оборот мировой культуры, нужно провести теоретические обоснования, должен быть манифест, на это может уйти целая, жизнь. Будучи в Америке, я только почувствовал себя чувашским художником и никак не хотел вставать на коммерческие рельсы. Работать по контракту – это распродать все работы, оставить их там. У меня есть намерение оставить их здесь. Да и по сей день, есть семейные причины не покидать надолго своей земли. У меня долго болела мама, в этом году она ушла из жизни. Сейчас болеет другая мама – мать жены. Остался дом в деревне с курами и прочей живностью. Хотя сейчас я чувствую, что время уходит. Уходит плодотворная часть биографии. И я чувствую, что могу гораздо больше, чем делаю здесь.
– Это связано только с творчеством или с финансовыми проблемами тоже?
– Это все бывает очень связано между собой. Например, меня пригласили в Бристоль (Англия). На международный семинар по искусству эмали. Я был на таких в Америке и других странах. Подобные встречи необходимы для развития художника, чтобы не оказаться на обочине профессии. До сих пор с финансовыми проблемами таких поездок я справлялся сам, хотя эти проблемы преследовали меня и догоняли. На этот раз они меня догнали. И я решился попросить помощи у чиновников. В результате ни в какой Бристоль я не поехал.
– Чем, кроме бедности, вы можете объяснить отсутствие у нас нормального художественного рынка?
– Тем, что нет такой традиции, наверное. В развитых странах трудно представить себе жилую комнату без картины. Это может быть абстракция, реализм, нечто старинное, какие-то малые скульптурные формы. Жилье без картины – это все равно, что жилье без окна. Казалось бы, это так естественно. У нас это заменяется какими-то календариками, наклейками для шоколада, не знаю еще чем.
– Вы на днях едете с выставкой в Венгрию...
- Да. Но отправлюсь не раньше, чем выкопаю на своем деревенском огороде всю картошку.

Аргументы и факты. 2000. Авг. (№ 35). С. 8.Прил. (Аргументы и факты – Чувашия).