Рита Кириллова

По национальности — художник

Париж все видел на своем веку. Но чем-то задел за живое тамошних маршанов (арт–менеджеров) чувашский художник Праски Витти, и они пригласили его с персональной выставкой в ноябре прошлого года. В который раз он демонстрировал миру свою "Чувашию в серебре» в живописи и эмалях и смотрел, изучал, как люди реагируют, что спрашивают, что принимают и чему удивляются. Об этом наш с ним разговор.

– Вы честолюбивый человек, Виталий Петрович?
– Артисты и художники — это дети зрителей. Их смешно об этом спрашивать. Что нужно сделать, чтобы убить артиста? В него не надо стрелять. Ему надо перестать аплодировать. Реакция на творчество совершенно необходима.
– Кажется, Нина Садур где-то написала, что общество, обуреваемое грубыми страхами, равнодушное к искусству, убивает художника.
– Все это имеет много примеров, ярких и классических. Но с другой стороны, если народ обессилел, если теряет разум, Бог посылает ему поэта. Так говорят на Востоке. Возьмите нашего Сеспеля. При жизни никто ему фуражку не купил голову прикрыть, он ходил в шинели на голое тело. Но как холм в могилы возрастет, люди сразу в этот трагический момент осознают, что в этом человеке было то, чего не было в них. Народ сомневается в своих вождях, в своих победах даже, но он не сомневается в своих поэтах. Люди не говорят про Есенина, что он хам, хулиган, дебошир. Он в первую очередь тронул такое внутри, что ему все простили. Приход таких людей всегда ритмичен в истории. Им часто достается совершенно мученическая участь.
– Почему Запад более внимателен к художнику, как думаете?
– Потому что Запад практичен. Он научился думать на несколько ходов вперед. По уровню художника он ориентируется на параметры своих возможностей. Ведь когда уходит нация, государство – остается только культура, эдакий субстрат, осадок. Давно нет древних римлян, а мы читаем Катулла: «птичка милая мне укусила палец» — и через аромат слова понимаем, что это были за люди. Все остальное: кто кого обворовал, кто на кого донес – за редким каким-нибудь чудовищным случаем – сметается, как пыль. Запад не потому внимателен к искусству и дорожит им, что готовится исчезнуть с лица земли, он пристально вглядывается в это явление и изучает, потому что Богу отчего-то угодно оставить именно это. Значит, это – какое-то зерно, откуда может многое произрастать. В этом положительная сторона практицизма.
– Наши художники, работающие время от времени в других странах, быстро это усекают и сами становятся довольно практичными.
– Это не так плохо и даже не так важно, как может показаться. Важно то, что они представляют наше искусство. Это в любом случае индивидуальный подвиг, подвижничество, когда художник приходит в мир со своим именем и это имя в мире становится значимым. Дома мы часто не можем даже защитить человека от убогой жизни, чтобы он был хотя бы одет нормально, жил в своей квартире. Мы даже до сих пор не свободны от того, чтобы его отъезд не становился объектом насмешек, пренебрежения, даже преследования. У нас есть несколько художников, которые имеют практику международной выставочной деятельности, могу причислить к ним себя, Силова, Григоряна. По пути первопроходцев могли бы пойти многие другие. Эти двери уже открыты. А без изучения в них опять будут ломиться, как в запертые. И не смогут идти дальше.
– Всегда ли национальный художник представляет свою нацию? Когда он пробивает себе дорогу в мир, ему становятся тесны эти рамки.
– Конечно, то, что я чуваш, а он финн, это всего лишь шутка природы. Просто мы так появились на свет. Но самое удивительное, что когда тебе удается выйти в это общее культурное пространство, когда, казалось бы, твоя национальность начинает называться просто «художник», только тогда мир начинает интересоваться – а откуда ты такой появился? И узнает о твоем народе.
– Можно сказать, что Рыбкин в Петербурге представляет чуваш, а Церетели в Москве – грузин?
– Да, мы можем сказать, что Рыбкин представляет нас, гордится этим. Занимается ли он именно нами при этом, именно чувашской культурой – это другой вопрос. Но как художник, добившийся признания за пределами Чувашии, он уже представляет чуваш как культурный феномен. Грузины тоже будут гордиться Церетели. Любой красивый талант представляет и человеческую возможность и национальную.
– Какую из судеб в чувашской культуре вы могли бы назвать самой невероятной?
– Константина Иванова, конечно. Он написал «Нарспи» в 16 лет! После того, как ему запретили жениться на любимой девушке. На этот шедевр при его жизни даже никто не обратил внимания. Так, будто это какая-то альбомная слезливая подростковая запись. Он умирал в 25 лет на какой-то железной койке, мучительно и одиноко. Когда я оказался в этом доме, я зарыдал буквально. Страшная судьба не оставила его и потом. В мире даже мало таких примеров, когда человека казнят еще после смерти. Долгое время в музее зачем-то находился его череп. Потом, когда его захотели захоронить, его не могли найти. Он куда-то исчез. Наконец, ему поставили памятник. И он оказался крайне неудачным. Это все какая-то мистика. Рок. И происходит это все вокруг самого нежного, самого замечательного человека в нашей литературе.
– С памятниками и скульптурами нам вообще не очень-то везет.
– Да. То это какой-то гигантизм, то не на том месте. Есть ужасные, огорчительные примеры. А ведь они должны выражать наши чувства. Значит, наши чувства таковы? Я однажды в Будапеште просто остановился от какого-то щемящего чувства, увидев в метро у входа на эскалатор небольшую бронзовую скульптурку девушки, придерживающей раздуваемое ветром платье. Это было столь тонко, интимно и неожиданно, что изменило мое настроение на целый день. Я не мог наглядеться на эту девушку. А всего-навсего – удерживает тонкую юбку от ветра! Там же, в Будапеште, на набережной, прямо на перилах ограды сидит бронзовый мальчик-арлекин, задумчивый и печальный. Все это создает ауру необыкновенного города, в котором много любви.
– С бронзой у нас здесь шутки не проходят.
– А сколько раз крали в Петербурге Чижика-Пыжика. Но его опять восстанавливают. Это должно прижиться, стать символом, чем-то любимым. Народ поймет. Зачем ему плевать в собственное сердце! А художник должен эту любовь народа изучить.

Республика. 2000. 1 сент. (№ 35). С. 4.