Очередной номер стенгазеты "Металлист" вышел незадолго до конца смены. Рабочие мимоходом задерживались возле газетной витринки и, прочитав мелкие рукописные строчки, расходились по своим местам, смеясь весело и одобрительно.
Встретив несколько насмешливых взглядов, токарь Шимарев Сергей остановил станок и подошел к Яше Плетневу. Работали они оба рядом и считались в цехе неразлучными друзьями.
– Чем это, редактор, ты порадовал нынче людей? – спросил Сергей, утаивая в равнодушной интонации голоса беспокойство.
– А ты дойди, посмотри... Тебя там тоже кое-что касается, – посоветовал, улыбаясь, Яша.
– Надо сходить, – недовольно буркнул Шимарев, направляясь к стенгазете.
На первый взгляд стенгазета была обычной: передовица призывала к борьбе за качество изделий, строгальщик Минаев рассказывал о своем новом приспособлении, дальше – соцобязательства смен на текущий месяц. Но на правой половине страницы, в углу, Сергей увидел такой рисунок, который привлек все его внимание.
Над станком склонилась человеческая фигура. Лохматая густо-рыжая грива волос, свесившись с головы, наматывается на зажатый в патроне вращающийся стержень, лицо терпящего бедствие перекошено ужасом. Внизу – серьезный, пояснительный текст: "Такой, несчастный случай можно будет наблюдать на станке 5498, если работающий на нем товарищ на время работы не привыкнет покрывать свою прическу фуражкой".
Сергей был ошеломлен. Конечно, это четырехзначное число – номер его станка. И карикатура, судя по раскраске, изображает его. Голубая майка и коричневые спортивные шаровары, которые служили Сергею повседневной рабочей одеждой, были так выделены в рисунке, что надобность приводить в тексте его фамилию отпадала. Но самой ядовитой деталью, уязвившей самолюбие Сергея, была тут прическа. В натуре она имела вид светло-золотистой растрепанной шевелюры, здесь же она была изображена так красочно и искусно, что посмеяться над ней не мог лишь один ее владелец.
– Батюшки, кого это так разделали? – притворно изумляясь, воскликнула за спиной Сергея Галя Бочкарева, фрезеровщица, сероглазая бойкая девушка, вечно ищущая повода над кем-нибудь пошутить и похохотать. – Никак ты, Сережа? Ну... копия!
Круто повернувшись, Шимарев поспешно зашагал к своему станку. Минуя Яшу Плетнева, он взглянул на него так, словно царапнул по его лицу чем-то колючим. Однако минутой позже Яша стоял уже возле Сергея и говорил ему:
– Ты, видать, Сергей, не на себя обиделся, а на меня. Зря... Я не ожидал, что ты поймешь наше замечание по-своему.
– И я не ожидал от тебя такого подвоха! – вспыхнул Сергей. – Будто не мог ты меня словами предупредить. Всем на позор вывесил. Нате, мол, полюбуйтесь на это чудо...
– Тебя устали предупреждать. Сколько раз тебе говорили и мастер и ребята: Сергей, не работай у станка косматый, одевай кепку или укороти волос...
– Не ваше дело – укоротить мне волос или носить кепку! – оборвал Сергей. – На это есть техника безопасности.
– Техника безопасности – это каждый рабочий, – тоже начиная вскипать, отчеканил Плетнев. – Нас несколько тысяч, а инженеров по этой технике – единицы. Попробуй, уследи за всеми.
– И пусть следят, на то они инженеры.
– Нет, не пусть! – горячо возразил Яша. – Вот на себе почувствуй, кто еще, кроме инженеров, следит за правилами безопасности.
На этом разговор окончился. Остаток рабочего дня Шимарев сторонился Плетнева, словно они и не были друзьями, а после смены пошли домой врозь.
По утрам, если Яша работал в первую смену, мать будила его в семь часов, когда по радио били куранты. Наскоро одевшись и умывшись, он завтракал. В половине восьмого к Яше всегда заходил Шимарев, и вдвоем они шли на завод.
Пятнадцать минут тратилось на дорогу, остальное время они аккуратно расходовали у станков на подготовку к работе.
Сегодня Яша вышел из дома, так и не повстречав Шимарева. На пути в цех он мысленно перебирал свои отношения с Сергеем. Видно, вчерашняя заметка задела Шимарева за живое. Как редактор цеховой стенгазеты Яша был доволен этим результатом, а вот как друг...
У входа в цех Яшу подстерегала Галя Бочкарева. Она была в восторженном настроении. Поздоровавшись с Плетневым, Галя ликующе спросила:
– Видел своего Сережика?
– Нет еще. А что?
– Иди, подивись...
Шимарев стоял у ящика и, готовясь к работе, выкладывал инструмент. Первое, что бросилось в глаза Яше, это голова Сергея: она была острижена наголо. Сергей вообще отличался среди всех юношей своей худощавой, низкорослой фигурой, а тут без волос совсем стал подростком.
Яша был удивлен вздорным поступком товарища. Неужели досадить мне хочет этим?
Плетнев подошел к Сергею. Как бы не замечая перемены в его наружности, он громко поздоровался. Тот в ответ даже не кивнул головой.
– Ты почему нынче не зашел за мной? – спросил Яша. Сергей промолчал, смазывая станок.
– И вчера не подождал меня после работы...
Сергей молча поставил масленку в ящик и начал устанавливать резцы. Все его внимание было сосредоточено только на своих руках. Задетый таким равнодушием товарища, Плетнев повысил голос:
– Перестань, Сергей, дурака валять! С тобой я говорю по-дружески!
Шимарев и после этого даже ухом не повел. Сердито махнув рукой, Яша пошел получать рабочее задание.
Всю смену Плетнев налаживал обточку шайб, которые были ему заданы с условием, что он их сдаст на сборку досрочно. Заказ был серийный, на большую партию. По нормам технологии Яше предстояло точить их всю декаду.
Шайба представляла из себя металлический кусок, не уступавший по своим размерам, например, обыкновенной медали. Ее нужно было подрезать с двух сторон в толщину пять миллиметров, сделать сквозное отверстие и прозенковать* с одного торца под девяносто градусов, оставляя перемычку сверловочного отверстия в полтора миллиметра.
С этой зенковкой Плетнев и мучился всю смену. А в конце смены к нему заглянул мастер Демьян Ильич.
– Ну, как у тебя пятаки идут? – справился он.
– Плохо, Демьян Ильич. С подрезкой торцов и сверловкой все нормально, а вот зенковка не получается. На средних скоростях зенгер рубит и тупится, а если работать на малых, так их мне на месяц хватит... этих пятаков.
– Да, пятаки... – задумался Демьян Ильич.
– Полсмены ухлопал на всякие пробы, и ничего не вышло, – вздохнул Яша. – С обеда черепашьим темпом чуть-чуть шестой десяток доделываю.
– Погоди, – оживился мастер. – А с дружком-то советовался? Он точил пятаки тоже и, помню, как-то быстро тогда сдал их.
– Поссорились мы с ним, Демьян Ильич.
– С Шимаревым? Это почему же?
– Из-за карикатуры в стенгазете.
– За это обижаться не следовало бы. Правильно покритиковали. – Хм, что же... Ладно, я сейчас сам спрошу его. Шимарев! — позвал Демьян Ильич.
Сергей подошел, не глядя на Плетнева.
– Как ты зенковал отверстия у пятаков? – спросил мастер.
– Зенковал как удобней было, – неопределенно ответил Сергей.
– Вот Плетневу и надо узнать... как удобней-то? Наступило неловкое молчание. Затем Шимарев, вспыхнув, зло отрубил:
– Пусть сам думает! Картинки рисовать есть способности, а тут так ума не хватает. Язык себе откушу, но не скажу, как зенковал.
Резко повернувшись, он быстро зашагал к своему станку.
– Капризный парень, – произнес Демьян Ильич. И, уже уходя, добавил: – Ну, что ж, пока делай как получается.
Два дня пролетели в заботах и поисках. Много за это время различных приемов испытал Яша. Пробовал даже зенковать шайбы большим сверлом, заточив его по угломеру согласно требуемым градусам, – и оно не оправдало себя. А однажды совсем уж было нашел подходящий способ, придумав поставить специальный конусный резец. Металл такой резец брал ровно, чисто, но вся беда была в том, что, чередуя то подрезной, то конусный резцы, токарь поминутно менял положение резцедержателя, и величина зенковки от этого сбивалась. Казалось, все возможные средства обработки были испытаны. Оставалось точить шайбы так, как они выходили качественными, то есть так, как говорилось в инструкции. Но каждая штука, изготовленная таким способом, поглощала столько времени, что Яша впадал прямо-таки в уныние.
"А ведь можно же найти возможности, которые позволили бы увеличить выработку почти втрое, – размышлял Яша сам с собою. – Сергей нашел, использовал эти возможности".
Часто оборачиваясь, Сергей украдкой поглядывал на Яшу. Трудно было уловить, что выражали его глаза. Яша старался, не замечать его. В конце концов, стоит ли искать примирения и вести дружбу с человеком, который скрывает свои производственные методы?
– Частник и выжига! – пылко изрекла Галя Бочкарева, когда Яша рассказал ей историю о шайбах.
– Я подумываю, уж не круто ли мы продернули его в стенгазете? – усомнился Яша.
– Как же, дружок ведь, – язвительно посочувствовала Галя.
– Да не об этом я. Видишь, как подействовала на него наша критика?
– Значит, еще раз нужно его продернуть. И до тех пор малевать, пока не поймет, что он на сегодняшний день – злободневная фигура в нашем коллективе.
Галя говорит все это с улыбкой, но убежденно и решительно, как это она делает всегда.
– Читала я как-то о заводах американских компаний, – продолжала она. – Так там даже условия создают таким "передовикам". Станок огораживают со всех сторон, чтобы соседи не переняли их методов. И вот они "творят" за стенками, как в тюремной камере. Так это там, в Америке!
Шимарев в это время стоял около своего станка. У него был независимый вид; казалось, его совершенно не интересовало то, что делалось за станком у соседа. Но это только казалось. На самом деле Шимарев, следя за работой станка, внутренне был весь напряжен, он старался не пропустить ни одного слова из разговора Яши и Гали, – их было слышно довольно неплохо. "Это я частник и выжига? Не может того быть!" – в сердцах решил он. Но на душе стало так больно, что Шимарев не знал, что делать.
– Эх, жаль, что Шимарев не комсомолец, – говорил между тем Яша. – Взяли бы мы его в оборот.
– Ну и что ж, что не комсомолец? – возразила девушка. – Мы и на несоюзную молодежь должны влиять. Сходить нужно к Лысюку, он решит что-нибудь...
Бригадир слесарей-сборщиков Василий Лысюк совмещал со своей основной работой и обязанности комсорга цеха. Это был аккуратный, подобранный парень, отслуживший недавно несколько лет в Советской Армии. У него были спокойные, мыслящие глаза и расторопные мозолистые руки.
Галю с Яшей он выслушал внимательно.
– Сомневаться в том, правдиво ли критиковал "Металлист" Шимарева, нечего, – сказал Лысюк. – Со следующего понедельника начнется неделя охраны труда и промышленной санитарии, поэтому была необходимость срочно привести его в порядок. А насчет производственных отношений еще проще: нужно только поговорить с ним по-товарищески...
– Он и слушать не будет! – воскликнула Галя.
– Да, Плетнева он, может быть, не будет слушать, – согласился Василий Лысюк. – Потому что обиделся он на него. И обиделся как-то по-мальчишески... Теперь, пока эта обида есть в нем, у него будет желание чем-нибудь да досадить Якову. Но ничего. Я думаю, скоро это у него пройдет.
– Кого бы направить к нему? – вслух подумала Галя.
– Зачем гадать? Сама и побеседуй, – улыбнулся комсорг.
– Она не сумеет это сделать серьезно, – заметил Яша, – Сергей не поймет ее. Скажет, что смеяться, подтрунивать над ним пришла.
– Это возможно, – смущенно призналась Галя.
– Возьми с собой Леню Минаева, – предложил Лысюк.
– Вот это подходяще, – одобрительно заключил Плетнев.
С утра Сергей почувствовал себя одиноким. Еще вчера он не замечал этого, а сегодня что-то нарушилось в его душевном состоянии, и обида на друга показалась ему ненужной, пустой затеей.
Глядя на Яшины стократные попытки найти более производительный метод зенковки, Сергей не раз порывался открыть ему свой секрет, но жгучий стыд за первоначальный отказ удерживал его. Казалось, скажи теперь ему Плетнев какое-нибудь колкое слово, Сергей покаялся бы ему в своем непристойном поведении. Но Яша, видно, не думал заговаривать с Сергеем, а Сергей не решался сделать это первым, и отношения между ними оставались прежними.
Сергей все чаще и чаще впадал в раздумье.
"Нет, дальше так нельзя! – неотступно преследовало Сергея одно и то же. – Нужно обязательно помириться с Яшей".
После гудка Сергей смахнул со станка стружку, начисто протер его ветошью и смазал. Затем сдал в отдел технического контроля изготовленные за смену детали. Собираясь идти домой, он зашел в умывальную, чтобы вымыть руки.
Рядом с ним у одной раковины встал строгальщик Минаев. Торопливо натирая руки мочалкой, он сказал:
– Подожди меня чуточку, домой вместе пойдем.
– Ладно, – ответил Сергей, а сам подумал: "Начинается влияние на несоюзную молодежь"...
Выйдя из умывальной, Сергей постоял немного в нерешительности. Затем он недовольно махнул рукой и, не став ждать Минаева, двинулся домой один.
Не успел Сергей отойти от проходной завода на два квартала, как полил сильный, крупный дождь. Люди бросились врассыпную, прячась в подъездах и у стен домов. Сергей укрылся от дождя под карнизом книжного киоска. Он наблюдал, как Минаев, Бочкарева и Плетнев, задорно хохоча, пробежали мимо него и прижались к стволу густого, ветвистого тополя.
Дождь, начавшийся внезапно, так же внезапно и кончился. Ветер разогнал тучи. Небо очищалось. Еще бурлили по обочинам дороги потоки мутной воды, а на солнце уже заискрилась мокрая зелень газонов, насыщая воздух вокруг запахом посвежевших трав и цветов.
Стоять далее в укрытии не было надобности. Но Сергей подождал, пока пошли товарищи, затем тронулся за ними, держась от них на таком расстоянии, которое делало его невидимым.
На улице, где жил Плетнев, они остановились. Попрощались, Яша свернул в ворота своего дома. Минаев и девушка пошли дальше.
"Куда же они идут? – удивился Сергей. – Ни Галя, ни Минаев не живут в этом краю..."
И вдруг Сергей даже остановился от изумления: товарищи повернули за угол, в переулок, где жил сам Шимарев. И ему все стало понятным: значит, им нужен был именно он.
Подобравшись ближе, Сергей начал наблюдать сквозь частый гребешок забора, как его мать, встретив ребят во дворе, объясняла им, что Сергей еще не вернулся с работы. Сергей заметил, как на это они, переглянувшись, пожали плечами. Потом Галя что-то сказала матери, и Минаев с Галей сели на крыльцо.
"Пожалуй, они скоро не уйдут, – размышлял Шимарев, расхаживая около забора. – И особенно Галинка. Эта своего добьется".
Посещение его дома цеховыми товарищами глубоко взволновало Сергея. Вот пришли к нему эти люди, пришли помочь ему разобраться в ошибках. А первый ли раз они делают ему добро? Полтора года тому назад, когда Сергей устроился в их цех учеником токаря, коллектив принял его охотно. Сколько сил положено было на то, чтобы он стал умелым станочником... И самую большую долю этих сил отдал ему Яша Плетнев. Для Сергея он всегда был самым внимательным и отзывчивым другом.
"А чем я отблагодарил Яшу? – сокрушался Сергей. – Тем, что из-за пустяка завел глупую историю. Меня хотели поправить, сделали мне замечание, а я обиделся и лишил себя такой дружбы... И сейчас вновь люди, которые должны были бы презирать меня, предлагают мне руку. Я обязан признаться ребятам в своей ошибке. Больше всего я виноват перед Яшей. У него я должен просить прощения. И не через Минаева и Галю, а сам сделаю это".
Несколько позже Сергей уже переводил дыхание у ворот дома Плетневых. Но дверь открыть он еще не смел.
– Заходи, Сережа! – неожиданно послышался из окна голос Яши.
Шимарев решительно толкнул дверь. Они стояли друг перед другом, один густо-розовый от смущения, другой – простой и спокойный.
– Садись, – пригласил Яша, кивнув на стул. Продолжая стоять, сильно волнуясь, Сергей сказал:
– Ругаю я себя, виноват перед тобой... Извини... Не понял я тогда заметку в стенгазете, целому коллективу не поверил. Сейчас, понимаешь, один на один с собою не могу остаться...
– Да, одному без людей трудно, – ответил Яша.
– Я за эти дни понял эту истину... Яша, мне очень стыдно, что скрыл от тебя свой способ обработки шайб...
– Не от меня скрыл, а от коллектива, – поправил Яша Сергея.
– Я тогда как-то не замечал этого. Думал, от тебя скрываю... Меня вон уже Галя Бочкарева частником и выжигой называет... Большую глупость допустил, – признался Сергей.
– Да, свой характер ты выше характера коллектива хотел поставить. Но все равно – не я, так другой кто-нибудь нашел бы этот способ.
– Там искать-то нечего! Этим же подрезным резцом и зенковать надо было...
– Как подрезным? – удивился Яша.
– Ну конечно! Резец чуть-чуть заточить пошире и острее, установить его под девяносто градусов и на левом ходу врезаться им в противоположную кромку отверстия. Вот и все! – пылко и скороговоркой объяснил Сергей.
– Вот так секрет! – воскликнул Яша.
– Когда ты поставил конусный резец, я подумал: сейчас догадается. Но ты только раз попробовал и сразу же снял его.
– Мне казалось, что резец при такой нагрузке будет крошиться.
– И мне это казалось. Но я все-таки испытал и, видишь, получилось...
Сидоров, Г. Два характера : рассказ / Геннадий Сидоров // Дружба. – Чебоксары, 1954. – Кн. 5. – С. 200-207.
* Зенковать — точить конус в отверстии детали согласно заданным градусам.
