Андриян Николаев

Звезды зовут

Воспоминания Леонова о первом полёте Николаева

Лимонный ободок Земли

У истории свои категории ценностей. Есть события, которые ошеломляют своей необычностью, вызывают феерический каскад откликов, но не попадают в летопись фактов особой значимости, остаются над планкой пика эпохальности.

Полет Андрияна Николаева на космическом корабле "Восток-3" и по сей день остается эпохальным, поворотным, грандиозным.

Он участвовал в первом групповом полете космических кораблей, космической эпопеи, Андриян Григорьевич писал: "Мы, группа военных летчиков-истребителей, отобранная специальными и весьма строгими медицинской и мандатной комиссиями, прибыли 13 марта 1960 года в Москву".

Он делал все как всегда - неторопливо и основательно. Что бы он ни делал, он все делал как для себя, добротно: выполнял ли поручения командования, тренировался в космическом корабле, делал ли физзарядку, проводил беседу, помогал товарищу, играл ли в пинг-понг, анализировал работу отдельных агрегатов или систем...

Вместе с пятью другими космонавтами Андриян Николаев был отобран в ударную шестерку. Идея такого разделения отряда диктовалась соображениями ускоренной подготовки и наличием построенных летательных аппаратов. Все шесть отобранных по профессиональным и физическим качествам космонавтов готовились по одной программе, готовились ускоренно, напряженно, создавая методологию и одновременно совершенствуя ее.

Николаев, как и пять его товарищей по ударной группе, был подготовлен в полном объеме для первого одновиткового орбитального полета в космос. Сдав зачеты, он терпеливо ждал решения руководства. Один из шести.

Задача нелегкая: один из шести при одинаковых учебных, профессиональных, психологических показателях, пусть даже формальных - но системность невозможна без четких критериев,- должен стать первым. Но ни Евгений Карпов - начальник Центра подготовки космонавтов, ни Николай Каманин - руководитель подготовки советских космонавтов, ни Константин Вершинин-главнокомандующий ВВС, коим вменялось в обязанность назвать кандидата на первый полет, сделать это были не в состоянии. Казалось, им легче было запустить сразу шестерых, чем разделить эту дружную шестерку.

Как нередко случается, выход был найден неожиданно. Рожденный мудростью самих членов группы, он был до гениального прост: полетит тот, кому отдадут предпочтение сами космонавты. В числе тех, кто считал Гагарина самой достойной кандидатурой на первый полет, был Андриян Григорьевич Николаев.

В мае 1961 года было принято решение о запуске на околоземную орбиту корабля-спутника "Восток-2". Командиром назначается Герман Титов, запасным, то есть дублером (тогда это слово только входило в обиход),- Андриян Николаев.

Времени для подготовки отводилось предельно мало, а программа предельна нагружена. Как тогда казалось скептикам, она была "на грани человеческих возможностей". Они тренировались, изучали корабль, учились жить в невесомости, овладевали навыками работать в космосе.

Один из них должен прожить в космосе целый суточный цикл, побить рекорд Гагарина, выйти на новые научные и психологические достижения. Кто им станет?

Сергей Павлович Королев внимательно следил за подготовкой космонавтов, консультировал их, находил время для совместных вечерних прогулок, охотно отвечал на вопросы, иногда вспоминал прошлое.

Еще тогда, в мае 1961 года, когда весь отряд космонавтов вылетел на отдых в Сочи, Николаев вновь вспомнил о своем неудовлетворенном интересе. Кажется, впервые за много месяцев была разрешена поблажка: отдыхая, можно было не тренироваться, не штудировать учебники, инструкции, не присутствовать на совещаниях. Прилетевший через несколько дней Сергей Павлович Королев подтвердил все это: отдыхать, укреплять организм, набирать силы для нового полета. Но призыв Главного, не поддержанный руководством Центра подготовки космонавтов, остался неосуществленным лозунгом.

Сам Королев, хорошо выспавшись, на третий день, заскучал от безделья. Томясь и одолевая душевные бури от скуки, он два вечера коротал с космонавтами, внимательно слушал своих молодых друзей, рассказывал им невероятные истории из недалекого прошлого космонавтики, старательно оберегая себя от вопросов. Но молчаливый Андриян Николаев втиснул вопрос в короткую паузу.

- Мы так мало знаем о вас, Сергей Павлович, вы так редко говорите о себе. Мы даже не знаем, на каком фронте вы воевали...

- Расскажу, непременно расскажу,- не проявив особой радости, тихо сказал Главный конструктор,- но потом, когда будет подходящий случай...

Когда он будет, этот случай, никто не знал, ведь инициатива принадлежала самому Сергею Павловичу. То, что он не откликнулся на откровенность, не пошел на душевное сближение с космонавтами, не рассказал о том, что их интересовало, волновало, могло породить отчуждение и уж непременно поляризовало отношения, создавало напряжение. Но подогревало интерес.

...Андриян Николаев тренировался с Германом Титовым по полной программе суточного полета. В конце июля они улетели на космодром.

Там все было так же, как и при подготовке к полету Гагарина: четкий распорядок, железная дисциплина, тщательный контроль специалистов. Уже начала складываться система предстартовой жизни.

Тренироваться с Германом, разбирать чертежи, копаться в инструкциях, примерять скафандр, работать в корабле Андрияну было полезно и интересно. Титов был горяч, дотошен, въедлив, работал без устали. Николаев присматривался к нему, многое перенимал, считал, что все это окажется полезным и для него.

Гагарин и Каманин на космодроме не присутствовали, они были в отъезде.

Огромная тяжесть по подготовке и ракеты-носителя, и космонавтов легла на Сергея Павловича Королева. Несмотря на огромную занятость на старте, он ежедневно встречался с космонавтами, подбадривал их. Иногда говорил: "Ничего, бывает и труднее". Только много позже узнали Титов и Николаев о годах лишения, незаслуженных оскорблениях и унижениях, пережитых Главным в годы его активного становления конструктором.

В день старта "Востока-2" Титов и Николаев проснулись от звона будильника. Выполнив утренние процедуры, космонавты облачились в скафандры, направились на старт. Здесь Герман сразу же вышел из автобуса, а Андриян находился там до объявления получасовой готовности, затем, разоблачившись, отправился на наблюдательный пункт.

Николаев наблюдал всю картину старта, выхода корабля на орбиту, слышал все доклады Титова, стремился уловить по его голосу изменения, происходящие в невесомости. Невесомость была таинством, барьером, пиком недоступности. Коварства невесомости ждали врачи, конструкторы, космонавты, но как предотвратить ее поползновения - этого еще не знал никто. Действительно, в полете Титова невесомость проявила свой норов. У него болела голова, накатывалась тошнота, снижалась работоспособность. Николаев видел, как тревожились на Земле, как стремились помочь космонавту, предлагали прекратить полет, но Герман был непоколебим: программу он выполнит до конца.

Потом на Земле он подробно доложил о своем самочувствии в течение полета и высказал предположение, что невесомость можно преодолеть, хорошо тренируя вестибулярный аппарат. Для врачей, тренеров, инструкторов встала серьезная задача пересмотра программы тренировки к очередным стартам.

14 сентября Герман Титов, сопровождаемый Гагариным и Каманиным, вылетел в Крым на отдых. Провожая их, Андриян Николаев не мог предположить, что там близ Фороса произойдет несчастье - Юрий Алексеевич при падении сильно повредит себе бровь и не сможет затем по этой причине присутствовать на тренировках экипажей космических кораблей "Восток-3" и "Восток-4".

А тренировки эти вскоре активно стали набирать силу...

Встретившись с командирами "Востоков" и их дублерами. Главный конструктор сообщил им о своих планах запуска трех кораблей с интервалами в один день с продолжительностью полета первого 3-4 суток, а второго и третьего - 2-3 суток. Он считал, что всю эту программу можно реализовать в ноябре 1961 года.

Предложение Сергея Павловича вызвало недопонимание, полемику, испуг и осторожность. Союзников у Королева было мало.

Тщательному анализу подвергся суточный полет Титова. То, что еще вчера многие считали честностью и откровенностью космонавта, который сказал о головокружении, рвоте, болях в голове и глазах, об отсутствии аппетита, теперь же иные относили к слабости его и других, недостаточной тренированности, неумении справиться с отрицательными явлениями невесомости.

Не поддерживало идею Королева и командование Военно-Воздушных Сил, мотивировав свою позицию слишком якобы ускоренными темпами полетов.

Но Королев не сдавался. Он считал, что только темпы, новые грандиозные программы помогут получить реальные результаты в космосе. Он говорил, что мы вышли на орбиты, чтобы летать. К середине октября Николаев прошел трехдневную тренировку в скафандре и приступил к работе на центрифуге. Остальные участники подготовки тоже шли нога в ногу, след в след.

Высокая загруженность не позволила Николаеву повидаться в эти дни с Гагариным, поговорить с ним о случившемся. Он переживал это происшествие и недоумевал, как мог Юра оказаться в таком положении. Ведь Гагарин был великолепным спортсменом, на уровне мастера играл в волейбол, баскетбол, любил хоккей. В феврале 1961 года он прошел по фасаду дома на высоте пятого этажа от окна своей квартиры до окна квартиры Германа Титова. Здесь было не только везение спортсмена, но его высокая тренированность, удивительное самообладание, устойчивая работа вестибулярного аппарата. Сейчас Гагарин находился в Московском госпитале, принимая последние лечебные процедуры перед открытием XXII съезда КПСС, делегатом которого он был избран.

21 октября Андриян Николаев был у С. П. Королева на беседе. Главный конструктор показал космонавту космический корабль, расспросил его об удобстве расположения приборов, аппаратуры, кресла. Николаев высказал некоторые замечания и, чуть робея, добавил, что в общем-то можно оставить и так. Сергей Павлович дружески похлопал его по плечу: не робей, дескать, требуй смелей. За обедом говорили о программе полета, об увеличении длительности пребывания на орбите, о многоместных кораблях, о многообразии космической профессии, о скором начале подготовки к полету женщин.

- Так на сколько дней вы готовы лететь? - спросил Королев при прощании.

- На четверо суток, но если нужно, то и больше.

Сергей Павлович засмеялся, радуясь новому и весьма авторитетному единомышленнику, и сказал:

- Пока на большее не надо. Хорошо бы обследовать там намеченные орбиты за эти сутки. А потом махнем в космос на месяцы, кварталы, а может быть, и на годы...

В начале ноября стало известно, что полет переносится и в декабре его уже точно не будет. И, учитывая все это, экипажам дали некоторые послабления.

Гагарин в это время с Каманиным находился в Индии, откуда он должен был лететь на Цейлон. Его возвращения в Москву можно было ждать лишь к Новому году.

Королев вновь встретился с космонавтами, расспросил их о самочувствии, сказал, чтобы не вешали носа. Николаеву он предсказал скорый старт. Сразу после Нового года Сергей Павлович улетел на космодром на запуск новых систем, для проведения испытаний модернизированных носителей. Немало беспокойства вызывала у него и новая система парашютной подвесной системы. Королев требовал надежности, прочности, гарантий.

В начале февраля по инициативе Н. П. Каманина произошли изменения в составе экипажей очередного старта. Теперь вместе с Николаевым и Поповичем начинали тренироваться Георгий Шонин, Борис Волынов, Григорий Нелюбов, Валерий Быковский и Владимир Комаров. Объявляя об этом, Николай Петрович сказал, что на утверждение командирами кораблей будут представлены Андриян Николаев и Павел Попович, что он будет отстаивать идею полета двух кораблей, а не трех, что старт предполагается 10-12 марта, что, как и ранее, командование ВВС отстаивает идею суточного полета, а при отличном самочувствии космонавта полет может быть продлен на одни или двое суток. Каманин не любил долгих совещаний и длинных речей, но на сей раз сделал отступление от собственных правил - говорил долго и обстоятельно. Он сообщил, что принято решение о наборе женской группы отряда космонавтов. Предполагалось отобрать пять девушек-спортсменок и уже в ближайшее время приступить к тренировкам, подготовить полет первой женщины в конце 1962 - начале 1963 года.

Вновь начались усиленные тренировки. Комплекс занятий был построен по уплотненному графику: спорт - теоретическая подготовка - астронавигадия - конструкция космического корабля. Но врачи не одобряли такую интенсивность, просили смягчить высокую нагрузку, перенести полет на апрель. Королев согласился с доводами медиков и поддержал предложение о переносе даты полетов на месяц-полтора. Старты переносились на середину апреля.

Казалось, жизнь в Центре подготовки космонавтов вновь вошла в спокойное трудовое русло. Гагарин и Титов наносили в дружеские страны визит за визитом. Успех их поездок прямо ошеломлял: сильно возрос интерес к нашей стране, утвердился приоритет советской науки, признавался мирный характер наших космических исследований.

А экипажи продолжали готовиться к новым полетам. И вдруг...

И вдруг - происшествие. Космонавты Марс Рафиков и Иван Аникеев нарушили режим тренировок, самовольно оставили занятия и без ведома руководства уехали в столицу. Это было неслыханное отступление от правил, от порядка, установленного в Центре подготовки космонавтов. Была создана комиссия по установлению причин нарушения и проверки состояния дисциплины. Изучив положение дела, Каманин принял жесткое, суровое решение: Марса Рафикова отстранить от тренировок, отчислить из отряда и назначить старшим летчиком в один из истребительных полков. Пока не было приказа командующего ВВС по итогам работы комиссии, космонавты попытались как-то помочь Рафикову и Аникееву. Николаев обратился с просьбой к Каманину о смягчении наказания Рафикову, наказать его в дисциплинарном порядке, поверить его раскаянию и честному офицерскому слову. Николай Петрович обещал поговорить с членами комиссии, доложить Командующему о просьбе космонавтов по возможности смягчить меру наказания.

Тогда Николаев многого не знал. Он не мог объяснить самому себе, почему принято столь суровое решение к талантливому человеку Марсу Рафикову, почему это событие стало причиной серьезного разбора на Военном совете ВВС, почему меняется структура подразделений, занимающихся космосом.

Просьба Андрияна Григорьевича совпала с периодом зарождения в нашей стране Дня космонавтики и деятельной подготовки к столь необычному празднику. Каманин, опираясь на сторонников установления Дня космонавтики, обратился за поддержкой непосредственно к Н. С. Хрущеву. Вероятно, в сутолоке дел просьба Николаева отодвинулась, может быть, и забылась. Верный чувству товарищества, Андриян встретился с Юрием Гагариным и попросил его использовать свой авторитет для помощи провинившимся.

Сразу же после празднования Дня космонавтики Николаев и его товарищи по подготовке к полету вылетели в Феодосию для отработки приемов приводнения в скафандрах. Первым прыгал Николаев. Каждому космонавту предстояло совершить по несколько парашютных прыжков в космическом снаряжении. Все прыжки прошли успешно, ни ушибов, ни увечий не было.

27 апреля космонавты вернулись в Звездный городок. Учитывая огромную усталость космонавтов, Каманин разрешил им двухдневный отдых.

Подготовка к полету шла к завершению. Уточнялись детали программы полета, система связи кораблей на орбите, наблюдения космонавтов за объектами, режим сообщения с Землей.

27 июля прошла последняя тренировка в Звездном городке.

28 июля Сергей Павлович Королев, тепло попрощавшись с космонавтами, вылетел на Байконур.

30 июля прошло заседание Государственной комиссии по пуску "Востоков". Комиссия назначила старты кораблей, утвердила командиров кораблей и составы оперативных групп.

Вечером состоялось традиционное партийное собрание. Первым от имени космонавтов выступил Андриян Николаев.

Второго августа на самолете Ил-14 Николаев в сопровождении Германа Титова и генерала Каманина вылетел на космодром. В пути, коротая время, пассажиры играли в преферанс. Каманин, вовлекая в игру Николаева, наблюдал за ним, оценивал каждое его слово, жест, взгляд. Андриян играл спокойно, мгновенно принимал решения, был собран, совсем не реагировал на болтанку. Через некоторое время партнеры Николаева потеряли к игре интерес. Они были измотаны болтанкой, сидели бледные, рассеянные. Продолжать игру в таком состоянии было нецелесообразно, Николай Петрович предложил прекратить ее.

Николаев, не испытывая никаких физических недомоганий, ушел в пилотскую кабину поболтать с экипажем. Конечно, Каманин давно и хорошо знал Николаева, видел его в самых разных жизненных ситуациях, но сегодня, именно сейчас, в этом полете на космодром, он снова приятно удивился его выдержке и воле. Через несколько дней старт, предстоит самый длительный в истории космонавтики полет. Как он пройдет? Все ли завершится успешно? Четверо суток вне Земли - слыхано ли? А Николаев, как ни в чем не бывало, спокойно разгуливал по салону самолета. Можно было подумать, что летел он не на космодром, а на рыбалку, веселую прогулку под южным небом.

На следующий день начались предстартовые занятия. Проводили их ведущие конструкторы, лица, назначенные Сергеем Павловичем Королевым. Отбирал он людей лично, руководствуясь не только авторитетами, но и обаянием. Главный прием - не утомлять космонавтов, не устраивать разносов, контрольных проверок. Беседовать. И беседы ведущих специалистов выявили у космонавтов отличные знания по конструкции корабля, технике управления, программе работы. Словом, космонавты занимались, примеряли скафандры, обживали рабочие места в корабле.

Десятого августа Андриян Николаев и Валерий Быковский перешли на предполетный режим.

Последние занятия проводил Константин Феоктистов - серьезный, толковый инженер, талантливый конструктор с ярко выраженными задатками педагога.

А затем был ужин. В 19 часов в домике космонавтов собрались Сергей Павлович Королев, Леонид Васильевич Смирнов (заместитель Председателя Совета Министров СССР), Юрий Гагарин, Герман Титов, Павел Попович, Владимир Комаров, Владимир Яздовский, Николай Каманин. Николаев и Быковский поужинали с большим аппетитом, вызывая у присутствующих одобрение. Время, отпущенное на этот необычный ужин, прошло весело, непринужденно. Задушевность старших товарищей, внимание и забота друзей оставили у Андрияна и Валерия чувство душевной благодарности.

Гости, пожелав спокойной ночи, тихо разошлись по своим гостиницам и рабочим местам. Сергей Павлович, сказав, что у него есть дела на ракете, уехал на площадку.

В 23 часа космонавты перешли в распоряжение врачей.

Остался в домике космонавтов и Каманин, чтобы в полудреме провести ночь, волноваться, думая о предстоящем старте, о космонавтах, у которых война отняла детство, стушевала юность. Через какое-то время, встав с постели - не проспать бы,- он выйдет в коридор и увидит Сергея Павловича, который в чуть приоткрытую дверь наблюдал за спящими космонавтами.

Часы показывали 5.45. Наступило утро нового дня.

Королев был опрятно одет, выбрит, живые глаза его весело блестели. Он приложил палец к губам: помолчи! Когда же Главный спал? В 23.30 он покинул домик, в 0.50 позвонил со стартовой площадки, в 2.14 вернулся в гостиницу, пил чай, что-то писал, звонил в Москву.

- Спят, это хорошо. Я поехал к ракете.

Королев не скрывал своей симпатии к Николаеву. Иногда говорят, что занятым людям не до сантиментов. Но Главный был настоящим человеком, с необъятными интересами, широкими влечениями, со стойким оптимизмом и несокрушимой верой в добро. В его распоряжении было много людей, несметное количество техники, неограниченные, не вмещающиеся ни в одну инструкцию обязанности и права, он выполнял тысячи неотложных дел, он мог делать людей счастливыми и перспективными, обиженными и ненужными, он, как и многие, колебался и сомневался, доверял и ошибался, но никогда не переставал любить честных и самоотверженных тружеников. В его понятии Андриян Николаев был тружеником в высшем смысле этого слова.

Служебные дела заставляли Королева оторваться от космонавтов на какое-то время, потерять их из виду. Но он тут же возвращался к ним. Рано утром он беседовал со стартовым расчетом, заслушал доклады ведущих конструкторов, присутствовал на заседании Государственной комиссии и всякий раз, как только появлялась возможность, звонил в домик космонавтов.

- Ну как? - спрашивал у врача Главный.

- Хорошо, уже встали.

Через полчаса он снова звонил и тем же напряженно-тревожным голосом спрашивал:

- Ну как?

- Позавтракали. Кушали с аппетитом завтрак: Николаев - один, Быковский - два...

Королев громко засмеялся: это же хорошо, когда люди с аппетитом едят...

Радиосвязь с Николаевым, как только он занял место в космическом корабле, вел Юрий Гагарин. Позднее об этих предстартовых часах Андриян Григорьевич напишет:

"Пока часы в унисон отбивают секунды, меня то и дело запрашивают о самочувствии.

Сразу угадал Юрия Гагарина. Он будто рядом:

- Андрюха, ни пуха ни пера!

- Ладно, Юра!

Поповича голос... Он всегда был связным на космодроме, держал "контакт" с Гагариным и Титовым. Сейчас Паша занят своим предстоящим полетом, но нашел время и моими делами поинтересоваться. А на связи опять Юрий. Он шутит. Я отвечаю только по делу. Он на это реагирует по-своему: почему, мол, я молчу, как в рот воды набрал. А я отвечаю коротко. По инструкции. Все в норме и точно".

Через несколько часов с околоземной орбиты Николаев передаст:

- В иллюминаторе хорошо видна Земля-Земля - родина человечества, центр цивилизации Млечного Пути - была внизу, где-то в стороне, и он, житель земной тверди, парит над обиталищем своим.

Потом, поняв и осмыслив увиденное, он напишет: "Солнце неудержимо клонится к лазоревому горизонту. Еще немного, и оно будто кануло в морскую пучину. В то же мгновение по небосводу разлилась вечерняя заря.

Небо осталось тем же. Звездастым. А Земля прикрылась теменью. Но и ночью она не теряла своей красоты. Города светились огнями. Призрачно угадывалась тронутая лунным свечением водная ширь.

Да, своеобразна красота космической ночи. Но я с нетерпением ждал рассвета. По рассказам Юрия и Германа, это необычайно красочная картина. Теперь мне предстояло ее увидеть. Возникла она не сразу, а как бы накапливая краски. Но времени на это ушло немного. Всего сорок минут потребовалось для "пересменки" вечерней и утренней зорь.

Вначале, когда солнце было еще где-то на подступах, я увидел розовато-лимонный ободок у края Земли. Потом венец планеты стал наливаться новыми красками, постепенно накаляясь ярко-оранжевыми цветами. И вдруг венец заиграл всеми цветами радуги. Выше эти цвета постепенно переходят в черноту. В черном небе светятся звезды. После выхода корабля из тени ярко-оранжевая полоса пропадает, и вместо нее появляется нежно-голубая окаемка".

Мир был ошарашен известием: "2 августа 1962 года в Советском Союзе на орбиту спутника Земли выведен космический корабль "Восток-3". Корабль "Восток-3" пилотирует гражданин Советского Союза летчик-космонавт майор Николаев Андриян Григорьевич..."

Все газеты мира откликнулись на новый космический старт. Много писали и в нашей стране, обращались к детству космонавта, годам его работы, к романтической лейтенантской поре.

...Летом 1956 года никому не известный летчик лейтенант Николаев совершил вынужденную посадку. Прошли месяцы, и об этом все забыли. Вспомнили о ней в августе 1962 года.

Один из авторов, сопереживая летчику, воспроизвел воздушную обстановку :

"...Пытается оживить двигатель, а он совсем мертв. Еще раз... Жуткая тишина. А высота падает..."

Высота - неизменная единица. В данном случае падает, самолет, теряя высоту.

Учебный полет, а этот полет таковым и является, осуществлялся с целью обучения и совершенствования военного летчика лейтенанта Андрияна Николаева в технике пилотирования, самолетовождения и боевого применения.

Далее автор пишет: "Прикидывать некогда - самолет касается земли. Подрагивает на кочках. Овраг уже рядом. Но "МиГ" (имеется в виду истребитель конструкции Микояна и Гуревича) будто чувствует опасность и останавливается на краю обрыва. Одно колесо даже немного свесилось вниз. Тишина. Андриян провел ладонью по мокрому лицу:

спасен. Тело вдруг обмякло".

Тут, как говорят, излишне что-либо добавить.

Об этом происшествии на самолете Андрияна Гагарин писал так: "На приборной доске заплясали стрелки, двигатель заглох... Сохраняя присутствие духа, Андриян действовал разумно и хладнокровно. Крепко обхватив ручку управления, он выровнял машину".

Строгие и корректные слова лётчика, наполненные динамизмом и экспрессией, передают подлинную картину волевого напряжения.

В своей книге "Летчики и космонавты" наставник советских космонавтов генерал-полковник авиации Николай Петрович Каманин сообщал: "Военный летчик Андриян Николаев не раз бывал в воздухе в трудных условиях. Однажды на посадке отказал двигатель, создалась аварийная ситуация. Андриян действовал грамотно, хладнокровно. Он посадил самолет на фюзеляж. Был награжден именными часами за мужество, за мастерство".

О мужественном поступке Николаева знал и Валерий Быковский, служивший в авиационной части, дислоцирующейся на соседнем аэродроме. Услышав впервые о его вынужденной посадке, он восторженно воскликнул: "Настоящий летчик!"

А иные хотели читателя не просто удивить, а потрясти, ошеломить.

Газета "Московский комсомолец" опубликовала очерк, в котором говорилось, что за самолетом с бортовым номером 069 укрепилась в истребительном полку недобрая слава. Рассказывали о нем разные истории, всякие были-небыли. В одной из них, например, говорилось, что, укрывшись под самолетом от проливного дождя, молодой авиационный техник, еще плохо знакомый с особенностями аэродромной жизни, жестоко поплатился за эту неосмотрительность. Сильный грозовой удар неожиданно разразившегося урагана пришелся по незаземленной машине, и техника, находившегося под ней, контузило. Его срочно госпитализировали. По гарнизону ползла недобрая молва об этом роковом самолете. Прошло некоторое время - и истребитель с бортовым номером 069 под благовидным предлогом передали в другую часть. Так этот строптивый истребитель оказался в части, где служил лейтенант Николаев. Слухи о его "норовистом" характере вскоре получили подтверждение и в этой части.

Как-то в один из летных дней летчик капитан Кулачка совершал упражнение по боевому перехвату в сложных метеорологических условиях на этом пресловутом самолете под номером 069. Полет был рассчитан на самое длительное пребывание истребителя в воздухе. Выполнив боевое задание и получив разрешение руководителя полетами, летчик возвращался на аэродром. Сквозь толщу облаков земля не проглядывалась, ориентироваться приходилось только по приборам. И вдруг, по неизвестным для летчика причинам, отказали навигационные приборы. Летчик Кулачка доложил на землю о случившемся. Горючее было на исходе. И ему, учитывая сложившуюся обстановку, разрешили катапультироваться, то есть принудительно покинуть самолет. Офицер незамедлительно выполнил приказ - оставил истребитель и благополучно приземлился на парашюте. Но каково же было его удивление, когда пришло сообщение от специальной аэродромной службы о том, что самолет под номером 069 каким-то чудом спланировал и упал на грунт без существенных поломок. Пройдя ремонт, истребитель снова был в строю, но летчики предпочитали подниматься в воздух на других машинах, находя благовидный предлог уклониться от него. Командир эскадрильи майор Морозкин, высокий, статный блондин, летчик милости божьей, не отчаивался. Использовав все меры убеждения своих подчиненных, он предложил его, хитровато улыбнувшись, тихому, застенчивому летчику лейтенанту Николаеву.

- Есть,- ответил молодой летчик, не уловив в тоне своего командира ни подозрительной напряженности, ни скрытой иронии.

С лица комэска сбежала улыбка, он с удивлением посмотрел на Андрияна, будто впервые узнавая его.

Вначале все шло хорошо. Так обычно начинаются сказки со счастливым концом. Но потом...

Полеты в тот незабываемый день проходили во вторую смену. Натружено гудел аэродром, наполняя весенний воздух турбинным грохотом, озабоченно сновали автомобили, без суетливости перемещались люди. Самолет под номером 069 выруливал первым. Николаев, как того требовало наставление по производству полетов, запросил разрешение на вылет, привычно двинул сектор газа от себя, увеличивая обороты двигателя. Машина, подхваченная гигантской силой, рванулась вперед, побежала по бетонке, а потом, задрав нос, взмыла в небо.

На высоте шесть тысяч метров, как было предусмотрено полетным заданием, Андриян выровнял самолет, разогнал его, сделал горку и стремительно, точно ракета, понесся в лазурную высь. Через несколько секунд всевозрастающего ускорения на приборной доске вспыхнула красная лампочка: "Пожар!" Николаев осмотрелся, пытаясь постичь опасность случившегося. Обшивка сигарообразного фюзеляжа пока нигде не изменила своего цвета. И на переднем стекле кабины не заметил он рубиновых бликов пламени. Но самолет неожиданно тряхнуло. Николаев, как и предусматривалось инструкцией, уменьшил обороты двигателя. Толчки прекратились, а вслед за этим резко и безостановочно стали падать обороты турбины. Все попытки остановить уменьшение оборотов оказались безрезультатными. Двигатель больше не работал. Андриян Григорьевич запросил разрешение на посадку. Самолет тем временем, бесшумно теряя скорость и высоту, шел к аэродрому, находящемуся на небольшом отдалении от зоны пилотирования.

- Прошу посадку на грунт,- повторно запросил Николаев.

- Что случилось? Вы слышите меня? - допытывался руководитель полетами, теряя выдержку.

Летчик предпочел не говорить о причине, тем более она не была известна,- он молчал.

- Почему вы раньше положенного времени запросили посадку? - не унимался руководитель полетами.

Что мог ответить летчик? Конечно, он мог сказать о происшествии, об остановке двигателя. Даже обязан был сказать. Но была бы от этого польза? Николаев представил, как на КП начнется волнение, возможно, даже паника. Но земля знала и переживала: в воздухе молодой летчик, справится ли он с управлением самолета, который не летит, а падает? И действительно, маленький, юркий истребитель без привычного грохота и свиста под довольно отвесным углом планировал на аэродром-Первым прибежал к самолету командир полка подполковник Глушенко Ефим Ефимович. Он, тяжело дыша, помог Андрияну выбраться из кабины, не веря своим глазам, ощупал его - живого и невредимого, затем обнял, сильно, по-мужски похлопал по плечу и сказал:

- Молодец! Но почему сразу не сообщил о неполадках с двигателем?

- Виноват, товарищ командир, не хотел волновать.

- Докладывать нужно обо всем без промедлений. Это закон летной службы,- и Глушенко, как волевой педагог, погрозил пальцем.

- Ну, а за мужество и находчивость объявляю благодарность и награждаю часами.

Это был первый в жизни Андрияна Николаева ценный подарок. Воздавая должное бесстрашию летчика, приказ командира части гласил: "За мужество и самообладание, проявленные при создавшейся в полете сложной воздушной обстановке, наградить лейтенанта Николаева Андрияна Григорьевича ценным подарком - наручными часами "Победа".

Да, это была победа молодого летчика.

Самолет с бортовым номером 069 отбуксировали в ангар, а через два дня, заменив двигатель, его снова доставили на аэродром. И лейтенант Николаев попросил разрешения летать отныне только на нем. Однополчане, узнав о таком странном желании товарища, посмеивались:

- Обуздать решил? Ну давай, только смотри в оба. Удача ведь обманчива.

Шли месяцы. Больше не было ЧП, связанного с самолетом 069. Укротил его норов Андриян Николаев, доказав, что техника послушна умелым и волевым людям.

А к занятиям в отряде космонавтов Андриян Николаев приступил весной 1960 года.

Молодые космонавты, объединенные в первый отряд, с неукротимым рвением изучали астрономию, геофизику, механику космического полета, космическую медицину. Своей неудержимой фантазией они были уже в орбитальном полете, на межпланетной трассе, на пути к другим галактикам. Еще не облетев свою планету, мечтали о прилунении, об освоении Марса, о разгадках тайн Юпитера, о заселении соседних галактик.

"Мы не только знакомились с устройством космических кораблей,- писал позже Андриян Николаев,- но и принимали участие в комплексных испытаниях их систем и оборудования, проводили примерки первых космических скафандров. Летали мы и на истребителях, и на специальных самолетах-лабораториях, прыгали с парашютом".

Подготовка к полету шла стремительно и планомерно. Они знали, что один из слушателей школы подготовки станет первым космонавтом. Кто же им будет? Кому будет доверен первый в мире полет в космическое пространство? Достойных было целый ряд, и все они имели одинаковые шансы - все были хорошо подготовлены. И у руководителей Центра подготовки возникли затруднения: кому же доверить первый полет, как определить лучшего среди равных? И на одном из собраний первого отряда космонавтов Андриян Николаев внес предложение утвердить на первый полет Юрия Гагарина.

- Я убежден, что Гагарин - лучший кандидат среди нас,- с твердостью заявил Николаев на собрании.

Обращаясь к Гагарину, он сказал:

- Убежден, Юра, первым полетишь ты. А потому вот тебе наше напутствие. Самое трудное - быть первым, но мы все крепко в тебя верим и крепко на тебя надеемся. И еще одно: какая бы слава на тебя ни обрушилась, мы надеемся, что ты останешься самим собой, таким же, каким мы знаем тебя сейчас.

Люди давно мечтали о полете. Голубая даль, таинственные небеса, пример птиц, всюду летающих, вечно манили человека подняться в воздух. И еще он напомнил о светлой мечте Константина Эдуардовича Циолковского, который верил в скорый полет человека в космическое пространство.

"Не хочется умирать на пороге проникновения человека в космос,- писал на склоне своих лет Циолковский.- Я свободно представляю первого человека, преодолевшего земное притяжение и полетевшего в межпланетное пространство. Я мог бы без труда обрисовать его, так он близок и понятен. Он - русский. Я в этом не сомневаюсь. Об этом я много раз говорил. Он - гражданин Советского Союза. По профессии, скорее всего, летчик..."

И в первый космический рейс, как того и хотели космонавты, отправился Юрий Алексеевич Гагарин. "Нам было приятно сознавать,- скажет много месяцев спустя Андриян Николаев,- что в это большое дело был вложен и наш моральный труд".

Минуло несколько лет, летчик-космонавт СССР Андриян Григорьевич Николаев после своего полета в космос приехал в часть, в которой прошли его лейтенантские годы. И вот он ходит по аэродрому, отыскивая глазами знакомый силуэт серебристой птицы и не видит его очертаний. Раза два он посмотрел на командира, но спросить не решился: где же, дескать, тот самолет? В четком, выровненном строю, немного задрав острые носы, стояли новенькие сверхзвуковые истребители со стреловидными крыльями, с подвешенными ракетами.

- Значит, нет уже стареньких МиГов, нет и моего самолета,- с грустью заметил космонавт, рассматривая эту чудо-технику.

- Почему же нет? - сказал командир части.- Вот взгляните на этот номер,- и показал на незнакомый самолет.

- Верно, 069! - обрадовался Андриян Григорьевич.

- Когда поступили к нам новые машины, этого номера не оказалось на самолетах,- рассказал командир.- Но мы обратились в соответствующую инстанцию, написали письмо и объяснения. И нам, как исключение, разрешили присвоить номер вашего истребителя вот этому самолету. Раньше, вы помните, Андриян Григорьевич, никто не хотел летать на 069-м, а теперь, наоборот, все желают. Просто отбоя нет... Что же, пусть летают, может быть, еще кого-нибудь он выведет на космическую орбиту...

В своих отчетах о первом космическом полете Андриян Григорьевич часто говорил о Павле Поповиче, а Павел Романович в свою очередь, об Андрияне Николаеве, с которым совершал первый в мире групповой полет.

Говоря о прошлом, Андриян Григорьевич обычно ведет свой рассказ неторопливо, степенно, слова укладывает прочно, фундаментально. А Павел Романович жмет на юмор, пересыпает речь украинскими словами, торопится, энергично машет руками, улыбчиво говорит об опасностях, весело - о курьезах в полете.

Совершая одну из поездок, Павел Романович встретился с жителями какого-то села.

- Скажи, сынок, ты вот побывал на седьмом небе, не видел ли ты там бога? - спросила его пожилая женщина, потряхивая седой головой.

- Видел, - мгновенно ответил Павел Романович, приковав внимание всех присутствующих. В зале установилась мертвая тишина.

- Кто же он, сынок?

- Да Андриян Николаев,- ответил космонавт,- я его видел в иллюминаторе.

Бабуся долго думала, подняла руку, чтобы перекреститься, но, задержав ее на весу, начала смеяться, вздрагивая всем телом. Шутка ей пришлась по душе. Боги - это люди.

"Главное - спокойствие!" - говорил Андриян Григорьевич, когда его товарищи по профессии уставали ждать, изматывались от вторых ролей, страдали от неопределенного понятия "дублер". С едким сарказмом ребята говорили: дублирование есть параллелизм, то есть идти параллельно. Но цели достигает идущий. Дублировать - это значит дуплить, как говорят французы: две вполне равные, одинаковые вещи, из которых одна в излишке. Но не изменил, будучи дублером, своему правилу Андриян Григорьевич: главное - спокойствие! И он, как подобает военному летчику, ждал своего часа. Правда, порой это было очень нелегко.

Все уж в который раз повторялось: занятия в аудиториях, утомительные упражнения на спортивных снарядах, встречи с учеными, поездки на заводы и конструкторские бюро. Юрий Гагарин от всех космонавтов требовал профессионального занятия спортом. Чтобы увлечь их, он организовал соревнования между отделами, подразделениями на звание чемпиона городка. Но одним из главных компонентов подготовки к старту оставались полеты на истребителях, учебно-тренировочные полеты на многомоторных самолетах.

Чтобы предусмотреть различные ситуации, избежать непредвиденных осложнений в работе на орбите, сориентироваться в "внештатных" случаях, космонавты летали на вертолетах. Нередко полеты Андрияна Николаева совпадали с полетами Юрия Гагарина. Летали в один день, с одного аэродрома, по одной плановой таблице. Первый космонавт готовился ко второму полету в космос и с большим нетерпением ждал своего часа.

В марте 1968 года во время учебно-тренировочного полета погиб Юрий Алексеевич Гагарин. Известие это ошеломило всех. Никому не хотелось верить в то, что нет на свете больше Юрия Гагарина. Нелегка жизнь военного летчика, в ней много романтики, счастья от сознания целесообразности твоего труда, трудностей, закаляющих характер, но в ней случаются и беды. Эта беда была очень тяжелая.

Позже, через недели две или три, когда время чуточку смягчило боль потрясения, сознание неожиданно, почти с кинематографической целостью начинало возвращать прошлое. Простые, незначительные факты и события, затерявшиеся в памяти, неожиданно приобретали фатальную значимость.

Андриян Григорьевич хорошо помнил, как после медицинского осмотра в день полета они с Юрием Алексеевичем перешли в комнату хранения летного обмундирования. Юра, как всегда, много шутил, радовался новому летному дню, предстоящему самостоятельному вылету. "Закончив переодевание, - вспоминал Андриян Григорьевич,- Юрий вытащил из военной форменной куртки бумажник с документами и положил в нагрудной карман летной куртки. Тогда я спросил: "Юра, зачем в полет документы берешь?" "Мало ли что бывает, на всякий случай и тебе советую, Андрюха, всегда иметь документы при себе,- ответил он".

...Готовился новый старт. По замыслу руководителей он должен был стать самым продолжительным по времени и самым результативным в исследовательской деятельности. Утвержден экипаж: командир космического корабля "Союз-9" Андриян Григорьевич Николаев, бортинженер Виталий Иванович Севастьянов. После многодневных утомительных тренировок, зачетов и проверок они получили двухдневный предстартовый отдых. Все уже готово к многодневному полету. Все проверено, все отлажено. Мозг, будто заведенный механизм, работает уже по программе полета. Это неизбежно - психологический настрой, запрограммированность организма... И все-таки хочется рассеяться, отвлечься, побродить по милой и родной земле. Природа возвращает к реальности, снимает эмоциональную нагрузку. И они, сопровождаемые дублерами, врачами, инструкторами, отправились на рыбалку...

На берегу, у самой воды, неотрывно смотря на зеркальную гладь реки, Андриян Григорьевич, надо полагать, думал не о рыбацких трофеях, а о прошлом, о трудных месяцах подготовки ко второму полету, об ответственности, важности предстоящего научного эксперимента. Рыбалка - не самоцель, она лишь средство общения с природой, возвращение к истоку, на круги своя.

Сидит себе космонавт с удочкой, щурится на яркое солнце, источающее жару. Вода вдруг заходила, пошли круги вширь. Андриян Григорьевич потянул удочку: на крючке - собственным глазам можно не поверить - щука. Длинная, сантиметров сорок, упитанная. Такой улов никого не оставит равнодушным. Щука трепыхалась, нервно била хвостом, открывала хищный зев. Бережно освободив крючок, космонавт, демонстрируя свой улов, поднял вверх добычу. Бросив свои удочки, к удачливому рыбаку, шумя, восторгаясь, балагуря, устремились товарищи. Андриян Григорьевич с явным удовольствием демонстрировал свой улов. Всем хотелось посмотреть его трофей. И удачливый рыбак, воздев к небу руки, крепко держал скользкую забияку, показывал ее каждому.

- Завидуете, ясно,- констатировал космонавт.- Так уж и быть, учиним над ней суд.

- Какой суд? В котел ее!

- На сковородку, так быстрее.

- А может быть, в воду ее? - то ли спросил Николаев, то ли уже решил так сделать.

Но щука сама тоже не дремала. Она крутанулась, выскользнула из рук космонавта, описала в воздухе дугу и шлепнулась на землю. Указательный палец Николаева кровоточил: укусила, коварная!

- Как же теперь быть? - первым спросил полковник с седой шевелюрой.- А ваш полет?

- Полет? - в свою очередь спросил Николаев, подавляя в себе чувство растерянности. - А что полет? До полета заживет. Полет - это служебный долг, это приказ. А приказ выполняют безоговорочно. К тому же я дал клятву в кабинете Юрия Алексеевича Гагарина!

В обычные дни, рассказывал позднее Андриян Григорьевич, можно было бы и не беспокоиться о такой пустяковой ранке на пальце, но в данной обстановке совсем другое дело, ведь через два дня должны были стартовать в космос, а с воспаленным пальцем могли бы и не пустить в полет.

Поэтому он отнесся к "ранению" со всей серьезностью.

- Андриян Григорьевич,- продолжил полковник прерванный на минуту разговор,- боюсь, что бессердечные эскулапы запретят вам полет. Лучше уж скрыть от них.

- Скрыть? - спросил Николаев.- Ни за что! Я обязательно полечу! Наука должна знать, что произойдет в состоянии невесомости с космонавтом, получившим открытую рану. Врачам надо сообщить непременно. Хотя,- Андриян Григорьевич умолк и с минуту смотрел в сторону солнца, обдумывая действительно нелегкую ситуацию, в которой он оказался.- Нет, все-таки надо сказать. Правда всегда лучше.

Николаев сел в машину. Возникла ситуация, при которой он может помешать огромному коллективу, завершившему сложнейшую работу, осуществить запуск. Причин для беспокойства и в самом деле было немало. Предстояли объяснения, оправдания, принятие каких-то новых решений. Экипаж дублеров, наверное, приведут в немедленную готовность...

Врач, высокий, худой, сквозь толстые очки долго рассматривал рану, выворачивал палец, нажимал на среднюю фалангу, словно хотел убедиться в том, что рана действительно существует да еще и кровоточит.

- Доктор, - попросил космонавт,- нельзя ускорить лечение? Ведь надо доложить руководству.

- Ускорить нельзя, - ответил доктор,- а вот отрезать палец придется...

- Отрезать? Тогда можно быстрее? Через два дня старт.

- Можно,- понимающе сказал тот.- Можно, но не нужно.

- Отрезать?

- Докладывать начальству.

- А что же надо?

- Очень хочется выздороветь?

- Еще как!

- Тогда я мазью помажу.

- Спасибо. А можно волшебной?..

- Юрий Алексеевич Гагарин,- начал рассказывать доктор, обрабатывая рану,- как-то поведал мне одну историю, услышанную им в Крыму. Послушайте. Было это давным-давно. Напали турки-басурманы на землю российскую, захватили Алуштинскую крепость и собирались дальше двигаться. Но тут им путь на Симферополь преградили русские гренадеры. Разгорелся жаркий бой... Так не больно? Ну-ну!.. Горы вздрагивали от беспрерывной пальбы, солнца не стало видно из-за порохового дыма. А русские все шли и шли вперед, тесня недругов. И впереди всех Михаил Кутузов - рубит врагов своей отважной шашкой. Увидел это серакир Гаджи Алибей, испугался, что Кутузов все войско турецкое порубит, взял в руки мушкет и выстрелил. Так вот попала турецкая пуля в голову Кутузову. Упал он, обливаясь кровью. Оттеснив врагов, гренадеры вынесли своего командира к ручью и промыли рану водой. Подивились воины чуду: рана зажила быстро, встал Кутузов-богатырь и пошел на турок... Юрий Алексеевич Гагарин, помнится, говорил, что надо сильно захотеть, как Кутузов, тогда все сбудется.

Через два дня полковник Николаев вышел на космическую орбиту. После восемнадцати дней полета спускаемый аппарат совершил посадку в заданном районе.

- Скажите, доктор,- спросил космонавт,- каким целебным лекарством вы меня оздоровили?

- О, это особое лекарство, Андриян Григорьевич, заморское.

- Но какое же?

- Вазелин!

- Вазелин!.. А что же меня исцелило?

- Совет Юрия Алексеевича.

- Спасибо.

Полет состоялся в июне 1970 года. Он имел большое научно-практическое значение и являлся высшим достижением для того времени по продолжительности.

Митрошенков, В. Лимонный ободок Земли / В. Митрошенков // Андриян Николаев / сост. В. А. Иванова, А. А. Парпара, П. Р. Попович. – Чебоксары, 1989. – С. 93-108.